Сестра Марина - Страница 61

ГЛАВА XXVII

— Ой, ой, ой! Не двигайся пожалуйста, не крути головою, вот немножечко еще тут и прекрасно… А теперь цветы. Ах, ты, Господи, где же цветы? Мушка, Танечка, сестра Двоепольская, Господи Боже мой! Да вы на коробке сидите, ну, вот… еще здесь надо пришпилить. Теперь уж совсем хорошо. Ну, скажите мне теперь по совести, ну, не красавица она, нынче, наша Нюта?

И, закончив сложную работу — прическу головы невесты, Катя Розанова отходит назад и, наклонив набок голову, с чувством полного удовлетворения любуется Нютой.

В своем белом скромном подвенечном платье (подарок жениха), в длинной тюлевой фате-вуали, с венком флер-д’оранжа на белокурой головке, Нюта в самом деле прелестна. Прелестна не только молодостью, свежестью, веющей от всего ее существа, а и тем особенным выражением сосредоточенной серьезности, которое не покидало ее весь день.

Сегодня день ее свадьбы и вместе с тем отъезда ее, Нюты, из общины туда, в далекий, неведомый и глухой край, где свирепствует эпидемия сыпного тифа и куда спешат они с Николаем приложить свои руки, силы, знания и труд. Там они нужны, необходимы. Их ждут там, обоих.

Вот почему в две недели срока они справились оба со своими делами, вот почему так «скоропалительна», по выражению доктора Козлова, их не совсем обыкновенная свадьба.

— Ну, готова, повернись!

Нюта поворачивается, как кукла, по первому требованию Розочки.

Она едва ли понимает то, что требуется от нее, она глубоко взволнована, потрясена, но не только потому, что настал такой торжественный день ее жизни. Ее свадьба — это лишь ступень к новой борьбе, к новой деятельности на общее благо, неукротимо-кипучей, энергичной до самозабвения.

Вокруг нее толпятся сестры, громко восторгаясь, любуясь ею. Ее некрасивое личико сегодня почти прекрасно, прекрасно своим одухотворенным выражением готовности на грядущий подвиг. Она почти не слышит суетни предсвадебной сутолоки, озабоченной, милой суетни Розочки, не слышит и тихих наставлений грустной Юматовой, как и что надо отвечать священнику во время венчания.

— Ах, Кононихи-то нашей нету! Она так Нюту любила. Порадовалась бы за нее наша толстуха! — вспоминает кто-то из сестер.

— Да!

Минутное молчание. Точно тихий ангел печали пролетел и задел всех своим темным крылом.

— Sorella! Sorella! Там il cavalière. (кавалер) в коридоре, — врываясь ураганом в комнату, выпаливает Джиованни.

— Какой cavalière? Что ты брешешь?

— Lo sposo! Signore Kolia! (Жених! сеньор Коля!) — блестя глазами, сообщает Джиованни, и слезы внезапным фонтаном брызжут у него из глаз.

Он бросается с размаха к Нюте, обнимает ее так, что чуть не сдергивает фату, к великому отчаянию Розочки, и лепечет рыдая:

— Sorella mia… Sorella Нюта, bene mia… Уедет, увезет signore Kolia sorella mia. А Джиованни останется один. Горе Джиованни!

— Полно! Полно, мальчик мой! Полно, голубчик! Пусть Джиованни не боится: его сорелла Нюта никогда не забудет его, Пусть учится прилежно в школе Джиованни и пишет почаще своей сорелле, — лаская мальчика, утешает его Нюта; — весною сорелла Нюта приедет за своим Джиованни и увезет его в усадьбу к доброй старушке, синьоре матери, синьора доктора Коли, и к его сестре. Там лес, река, цветы, там чудесно и привольно будет резвиться Джиованни.

И, прижав к себе маленького итальянца, Нюта обвела глазами присутствующих.

— Пожалуйста, в память обо мне, не оставляйте его до весны, пока я не устрою его в доме мужа.

— Глупенькая! И она еще просит! Понятно и ясно как день, — и Розочка весело, закивала своей белокурой головкой.

Увидев же в этот момент Кручинина, закричала:

— Ах ты, Господи, вы зачем? Проваливайте, проваливайте, ради Бога! Разве не знаете — жениху не полагается видеть в день венчания до церкви невесты, — и она замахала руками навстречу просунувшейся в дверь голове Кручинина.

— Но я не по своей. воле, я… — оправдывался тот.

— Я его привела сюда, хочу их здесь благословить обоих.

Ольга Павловна там их при всех, благословлять будет, я их здесь, детушек моих родненьких сама как мать… За Колину матушку отсутствующую, за Нютину бабушку вот, — и Бельская с серьезным, почти строгим лицом и особенно светло-лучащимися глазами, небольшим, наскоро снятым с шеи образком благословила преклонивших перед ней колени Нюту и Николая.

— Господь с вами, дети! Будьте всегда так же чисты и тверды, как теперь, идите прямо и бодро к великой цели, несите вашу жертву без страха на великий алтарь, будьте счастливы, поддерживая друг друга. Дай вам Боже силы, энергии и здоровья!.. А теперь спешите. Ольга Павловна и Александр Александрович ждут с образами в приемной.

— Милая, родная! Спасибо за все! — и Нюта прильнула к груди Бельской.

— Твоя покойная мать радуется на небе, — чуть слышно ответила та, пропуская вперед молодую невесту.

* * *

То же счастливое, радостно-тихое, серьезное спокойствие было в душе Нюты и во время венчания. Сосредоточенно смотрели на образа иконостаса ее большие, вопрошающие, серьезные, серые глаза.

Бодрая, ясная, уверенная в своем грядущем счастье, стояла она подле Николая, такого же сосредоточенно-спокойного и задумчивого, как и она сама.

В то время как голоса певчих выводили на клиросе победно-ликующие, красиво-торжественные стихи свадебных напевов, в душе Нюты слагалась тихая, благодарная молитва:

— Господи, чем могу я отплатить за то счастье, которое Ты даровал мне? Возьми мои силы, мой труд, мою жизнь, Господи! Отдай их моим страдающим братьям и сестрам… Больше этого я ничего но могу дать Тебе.