Сестра Марина - Страница 42

— Нет, он не солгал! Он сказал правду: я обманула всех вас… Я — не Марина, Трудова, я — Анна Вербина. Судите меня!

И, пошатываясь, бледная, как смерть, Нюта вышла из столовой.

ГЛАВА XIX

Мучительно потянулась жизнь. Тяжелым кошмаром давили последующие события Нюту. Она находилась еще в общине, но ей строго-настрого было запрещено ходить на лекции, в аудитории, в бараки, на дежурства, в амбулаторный прием.

Ей отвели небольшую комнату в конце коридора, заставив покинуть милый «десятый номер», взяли с нее слово не уходить тайком из общины, не сноситься с сестрами. Ни с кем.

— Если вы убежите отсюда, как убежали из дому, вы подведете меня, навлечете на мою голову еще больший позор. И я попрошу вас не разговаривать, не сноситься с сестрами, пока…

И Ольга Павловна не договорила. Так и не узнала Нюта, что значило это «пока». Начальница смотрела на Нюту холодными, враждебными глазами. Она возмущалась против всякой лжи, всяких обманов, и поступок девушки казался ей таким лживо-непристойным, некрасивым, бесчестным.

Ей, всеми уважаемой, высокочтимой начальнице-сестре, под властью которой сгруппировалась целая среда самоотверженных женщин, ей приходилось признаться перед самой собою, перед окружающими ее, перед всем городом, что темное пятно наложено на ее родное общежитие, что в стенах его оказалась девушка-обманщица, подменившая документы, жившая под чужим именем. И она, старая, опытная женщина, могла дать обмануть себя!

— Вы мне должны сказать всю правду, — сказала на следующий же день Ольга Павловна, зайдя к Нюте в ее крошечную комнату. — Всю правду, как на исповеди.

В ответ Нюта взволнованно рассказала лишь вкратце, как она решила уйти из дома генеральши-тетки и как, опасаясь, что ей помешают осуществить ее мечту, решила принять фамилию своей подруги Трудовой и под ее именем вступить в общину.

Ольга Павловна молча выслушала рассказ, а потом сухо сказала:

— Какие бы ни были у вас побуждения, вы все-таки совершили подлог… Вы не имели права обманывать нас, не имели права выдавать себя за другую… Это не честно…

Однако, несмотря на все свое негодование, Ольга Павловна не могла не жалеть «заблудшую во тьме лжи и обмана» девушку и решила помочь ей выйти из неприятного положения. На следующий же день она поехала к одному важному генералу, упросила его походатайствовать, чтобы Нюту не арестовали, выставив поступок девушки в самом невинном свете. Затем, узнав у Нюты местопребывание Марины Трудовой, она написала письмо незнакомой девушке, прося ее немедленно выслать документы Нюты Вербиной, обещая послать ей взамен бумаги и паспорт ее, Марины.

Оставалось ждать результата хлопот.

Положение самой Нюты в общине было все это время такое же неопределенное, странное. Устраненная от дела, она продолжала жить одинокой в маленькой комнате, в конце коридора.

— Сестра Марина, Нюта, Нюточка! Можно к вам?

Веселые сумерки январского солнечного дня врывались в комнату. Косые лучи убегавшего солнца золотили и просунувшуюся в дверь белокурую головку.

— Нет, — глухо и резко ответила Нюта, не глядя на заглянувшее в комнату, милое лицо, — нет!

— Но, родная моя…

— Уйдите, Розочка. Вы знаете, я дала слово не разговаривать, не сноситься с вами, ни с кем… Я дала слово.

— Какая чушь! Какой вздор! Что за девочка маленькая, которую заставили сидеть в пустой комнате!.. И она еще боится ослушаться приказания!

— Катя!

Голос Нюты холоден и глух. Таким голосом говорят люди, потерявшие веру в радости жизни.

— Нюта! Честная моя Нюта! Впустите меня!

— Нет!

Какая мука говорить это «нет» тогда, когда вся душа рвется к теплу и свету, — к свету ласк этой милой девочки!.. Так хочется высказать ей так много и горячо благодарить за сочувствие ее и заботы. Но она не должна, не смеет. И тяжелый, холодный камень давит грудь Нюты. Там где-то бьется усиленным темпом, то вдруг умолкая, неожиданно замирая, ее израненное тяжелой горечью сердце.

— Катя, сестра Розанова, душа моя, — рвется из больного маленького сердца крик ужаса и тоски, — оставьте меня! Не томите! Я не могу нарушить данного слова. Ольга Павловна в праве была требовать этого от меня. Я вредный член общества, я совершила подлог! Уйдите же, уйдите, не мучьте меня, Катя!

— Простите! Это не относится ко мне! Я пришел проститься с вами, сестра Трудо… Вербина… Надеюсь вы не откажете мне в удовольствии пожать вашу руку?

Нюта вздрагивает всем телом. Перед ней стоит юноша в форме студента-медика—Кручинин. Еще новый свидетель ее позора! Зачем! Зачем Розочка привела его сюда?

— Я все знаю, — говорит Кручинин, и его обычно веселые, живые голубые глаза подернуты грустью… — Мне все рассказали ваши друзья… И… и… уходя отсюда, выписываясь из больницы, я пришел еще раз поблагодарить вас, сестра, за себя, за свою мать, за сестру Соню, и сказать вам, что я вас по-прежнему искренно и глубоко уважаю. Спасибо вам, родная, если бы не вы…

Он махнул рукою. По его лицу пробежала светлая, ясная улыбка.

— Вот что, сестра! Я верю и знаю одно: вы ничего не могли сделать дурного в жизни. Тут кроется какое-то недоразумение… Даю вам мой адрес. После выпускных экзаменов я еду писать диссертацию в деревню, к себе. Вы знаете, я кончаю этою весною. Так вот, если пожелаете, приезжайте к нам. Очень далеко, глухо живем мы, но у нас поблизости есть больница. Там руки рабочие необходимы, Соня там одна едва справляется… Так вот, если вы пожелаете, если будет охота, приезжайте работать вместе с нами…